День памяти священномученика Николая Амассийского

26 декабря отмечается день памяти священномученика Николая Амассийског, прославленного в Соборе Саратовских святых.

Святой Николай родился в 1889 г. в селе Савельевка Николаевского уезда Самарской губернии в семье священника Николая Амасийского (по другим данным — Амассийского). В 1906 году Николай Николаевич окончил 1 класс Самарской Духовной Семинарии. На служение Церкви святой Николай вступил в 1908 году: сначала псаломщиком, затем диаконом в церкви села Семеновка Николаевского уезда (ныне Пугачевского района Саратовской области). Его жену звали Ольга Ивановна, детей — Александр, Нина и Сергей. В 1917 году он был рукоположен в сан священника и в 1917 – 1918 г.г. служил в г. Пугачев, в 1918 – 1922 г.г. — в селе Смородине Перелюбского района. 9 декабря 1922 г. священник Николай Амасийский-старший был рукоположен обновленческими архиереями во епископа Пугачевского. В 1923 году иерей Николай был переведен отцом из села в «старый» собор г. Пугачев. В 1923 году по покаянии епископ Николай был принят в Православную Церковь в сущем сане и оставлен на той же кафедре. Священник Николай так же раскаялся в обновленчестве и принял участие в повторном освящении «старого» собора. Он продолжил свое служение в г. Пугачев, проживал с семьей по адресу: ул. Чапаевская, д. 68.

2 октября 1934 года он был арестован Пугачевским РО НКВД за «антисоветскую агитацию среди верующих». В период следствия содержания в СарФЗИТК. Обвинялся в том, что, получив от участника контрреволюционной группы предложение о совместной организованной антисоветской деятельности, не сообщил об этом соответствующим органам власти и укрывал практическую контрреволюционную деятельность группы. Виновным в предъявленном ему обвинении по ст. 58 п. 12 УК РСФСР признал себя полностью. По постановлению Особого совещания при НКВД СССР от 17 марта 1935 года был сослан в Казахстан сроком на три года, считая срок со 2 октября 1934 года. Проживал в пос. Майское Бескаргайского района Павлодарской области. 25 ноября 1937 г. святой Николай был арестован, а 1 декабря 1937 года на заседании тройки УНКВД по Восточно-Казахстанской области приговорен к 10 годам исправительно-трудового лагеря. Новомученик скончался в местах лишения свободы 26 декабря 1938 г.

По архивному уголовному делу за 1934 – 35 гг. Амассийский Н. Н. был реабилитирован Постановлением Президиума Саратовского областного суда от 10 октября 1988 года. 20 августа 2000 года, по завершении Юбилейного Архиерейского Собора Русской Православной Церкви, иерей Николай Амасийский был причислен к лику святых для общецерковного почитания в Соборе новомучеников и исповедников Российских.

Внучка священномученика Николая, певчая храма в честь Казанской иконы Божией Матери города Петровска Зинаида Дмитриевна Черкасова вспоминает:

— У дедушки с бабушкой была хорошая интеллигентная семья,— начинает свой рассказ собеседница.— Бабушка, Ольга Ивановна, тоже ведь из семьи священника. Она учительствовала, преподавала в младших классах. У них с дедушкой было четверо детей: две дочери и два сына. Нина — старшая — это моя мама. Потом были Вера, Сергей и самый младший — Александр. Сейчас, конечно, никого в живых из них не осталось. Сергей раньше всех ушел, молодым — на войне погиб: как взяли его, так в первые же месяцы он без вести и пропал. А Александр дольше всех прожил. Все, конечно, верующие были…

Казахстанская ссылка отца Николая на время разметала из Пугачева большую и дружную семью священника. Матушка Ольга вместе с младшим сыном Александром поехала вслед за мужем в далекий Павлодарский край. Старшим детям тоже пришлось разъехаться.

— Время было трудное, за арестованного отца-священника начались преследования,— объясняет Зинаида Дмитриевна.— На работу нельзя было устроиться. Куда бы ни пришли — как узнают, что дочь или сын священника, сразу отказывали, а если работал — увольняли. Мои мама с папой уехали в Среднюю Азию. Я в Туркмении родилась, в 1937 году, так что дедушка меня так и не видел никогда.

Из Средней Азии семья дочери священника вскоре вернулась обратно в Пугачев. Туда же после смерти мужа с младшим сыном вернулась и овдовевшая матушка Ольга.

— Бабушка рассказывала, как они жили в Казахстане. Там дедушка был на хозяйственных работах — кажется, на конюшне работал. А ее попросили учительствовать, преподавала она детям тюремных служителей. Три года они там жили, а потом — это мне уже дядя рассказывал (младший-то сын Александр, который с бабушкой там жил) — пришли, дедушку забрали, и куда перевели — так они толком и не узнали. И где он умер, где похоронен — тоже неизвестно…

Еще до ареста был в семье священника один крохотный эпизод, который наверняка забылся бы, если бы один из его участников сам не напомнил о себе. В один из дней в пугачевский домик постучался мужичонка. Было ему сильно плохо — то ли с голода, то ли от извечной российской болезни. Попросил у батюшки денег.

— Бабушка вспоминает,— говорит внучка,— что жили тогда все уже бедно очень. Ну, отец Николай открыл буфет, достал последнюю денежку, да и отдал ему. Уж не знаю, сколько там было и какие деньги тогда были — копейки или еще что. А только потом ему эта денежка вот как вернулась. Его уже осудили и по этапу везли. Было холодно. Подходит конвоир: «Ты меня узнаешь? Нет? А я тебя узнал, отец, ты мне денежку дал, когда я чуть не умер» — укрыл его тулупчиком. Такой вот случай…

В начале войны в Покровском храме Пугачева были возобновлены службы. В этом храме пела дочь отца Николая — мама Зинаиды Дмитриевны.

— У мамы был очень хороший голос,— вспоминает она,— очень она хорошо пела. А еще рассказывала мне, как в этом самом храме ее при за­крытых дверях венчали, тайно. Это в 1930 году было. Сам отец Николай ее венчал или нет — не знаю. Точно знаю, что благословлял ее он Ивер­ской иконой Божией Матери. Эта старинная икона сохранилась, ею и меня моя мама на брак благословляла, и я своих сыновей.

После войны, в 1946 году, семья старшей дочери новомученика из Пугачева переехала в Петровск. Вслед за ней в этот старинный город съехались семьи Веры и Александра.

— Дядя Александр, младший-то самый, в войну в плен попал,— рассказывает Зинаида Дмитриевна,— и после войны его, как в 1946 году вернулся, сразу на Север выслали, под Архангельск. Жена и сын с ним поехали. А как кончился срок высылки — они в Петровск приехали. А Вера — средняя дочь отца Николая — со своей семьей и с матушкой Ольгой считай что сразу — через год после нас — сюда приехали, в 1947 году. В Казанский храм бабушка ходила — жили-то они недалеко. Вот тут в уголочке обычно она стояла… Увидел ее священник — отец Федор Волков (он в Пугачеве с дедушкой служил), узнал, говорит: «Матушка Ольга! Да как вы здесь?» Пригласил ее к себе домой, поговорил с ней, все расспросил. А позже как-то ему удалось выхлопотать ей в епархии пенсию. Это, если не ошибаюсь, уже в 50-е годы было. И вот все это время, до самой своей смерти в 1974 году, она каждый месяц пенсию получала. Умерла бабушка — ей уж под девяносто было.

В Казанский храм в Петровске ходила и сама Зинаида — со школьных лет. Ее и двух ее братьев мама воспитывала в вере: дома были иконы, всег­да молились. Но держали свою веру в тайне:

— Мама говорила — раз это запрещено, надо тихонечко делать. И никому не рассказывать. Подружки мои, конечно, не знали ничего. Единственно, был случай один — в пятом классе училась, пошла на Пасху в храм, на всю ночь. А потом в школе вызвали: к директору-то не повели, а учительница в коридор вывела и давай ругать… Ну я уж после этого только когда в Пугачев к дедушке-бабушке, папиным родителям, на каникулы ездила — там в церковь ходила. Мама говорила: там тебя никто не знает, там и причащайся. А здесь, в Петровске, я боялась уже.

Зинаида Дмитриевна сейчас на пенсии. Работала она в детском садике, музыкальным работником. Вспоминала, как мама пела в церкви,— и очень ей хотелось тоже петь в храме. Но когда работала — нельзя было:
— Заведующая у нас была такая строгая, такая атеистка… Я в храм потихонечку ходила, но петь, конечно, и не мечтала. А потом времена посвободнее стали, и я как раз уже на пенсию оформлялась. И в это время узнала, что набирают певчих в Покровский храм,— он тогда только-только открывался. И вот с 1993 года я пою в храме: десять лет в Покровской церкви и вот уже восемь лет — в Казанской.
Здесь я и на клиросе пою, и исполняю обязанности псаломщицы.

О втором послушании Зинаида Дмитриевна рассказала такую историю: когда ее ставили читать, она очень боялась, что не сможет.

— Так волновалась, что даже домой приходила — и плакала. Уж очень ответственно — страшно было, что не справлюсь. А потом думаю: что ж я плачу, может, так Богу угодно — и стала просить: Господи, помоги мне. И дедушку своего просила: помоги, вразуми. И снится мне вскоре сон. Вхожу в комнату, а напротив открывается дверь, и из нее выходит мужчина: среднего роста, темные волосы волнистые — не длинные и не короткие. Это уж потом, когда из Саратова фотографии дедушкины привезли, я поняла, что это он был,— до этого-то я фотографий его не видела. Выходит он, садится.

Посмотрел на меня, улыбнулся и говорит: «Сейчас я помолюсь». А я же ничего и не сказала, зачем пришла, о чем молиться. И вот он наклонился, молится — ну, думаю, значит, и мне надо молиться. Начала я про себя Отче наш читать. Он поднимает голову: «Вот я и помолился» — и дает мне книгу. Я беру, руку его целую. И такую благодать душа испытала! А через несколько дней батюшка поставил Зинаиду Дмитриевну читать часы.

— Беру Часослов в руки,— с волнением вспоминает она,— смотрю: так ведь мне во сне дедушка и дал эту книгу! И весь страх мой прошел. Я просила — и он помог.

Священномучениче Николае, моли Бога о нас!

Маргарита Крючкова
Фото Дениса Каменщикова и из семейного архива
Газета "Православная вера" № 13 (441), июль, 2011 год